17 июля 2007
Интервью Григория Чернышова опубликовано в журнале "Слияния и поглощения"

M&A IntelligenceПервое издание для профессионалов M&A в России. Купля-продажа бизнесов, корпоративные захваты, банкротства

«СУДИТЬСЯ НА ЗАПАДЕ ОЧЕНЬ ЭФФЕКТИВНО»

Григорий Чернышов, старший юрист Адвокатского бюро ЕПАМ, адвокат

- Можете назвать формулу, которая лежит в основе проекта по защите предприятия от рейдерского захвата?

- Она состоит из трех составляющих. Первая – это защита юридическая, когда необходимо выстроить юридическую работу по защите клиента: подавать иски, ходить на заседания суда и т.д. Вторая – пиар-составляющая. В каждом большом проекте нужна серьезная пиар-компания, где обществу будет объяснено, почему прав наш клиент и почему неправ рейдер. Любой рейдерский проект лучше вытащить на поверхность, потому что рейдеры любят ловить рыбку в мутной воде. Как правило, их действия незаконны, а трудно совершать незаконные действия, когда за тобой наблюдают общественность и пресса. И, наконец, третья составляющая – убеждение представителей государственных органов в том, что наш клиент прав. Это важная составляющая, без которой в России очень сложно выигрывать антирейдерские проекты. Не секрет, что в конфликтах, особенно если речь идет о региональных захватах, так или иначе участвуют представители местных властных структур, имеющие свой собственный интерес. Поэтому без склонения на сторону нашего клиента административного ресурса крайне сложно выигрывать действительно серьезные рейдерские проекты.

- А в каких случаях Вы отказываете компании в защите?

- Во-первых, мы никогда не участвуем в рейдерских проектах. Во-вторых, не берем проекты, в которых наши клиенты не правы. В-третьих, когда есть конфликт интересов. Процедура принятия клиентского поручения начинается в нашем фирме с проверки конфликта интересов: нет ли у нас в производстве дела, в котором интересы старого клиента противоречили бы с интересами нового. Если они есть, мы нового клиента не берем, сколько бы денег он нам ни предлагал. Это такое этическое правило, которого наша фирма четко придерживается.

- Может ли фирма может разорвать проект, если она не нашла общего языка с клиентом?

- Если мы беремся за проект, то несем за него ответственность, но хотим, чтобы клиент нас слушал, иначе бессмысленно дальше сотрудничать. Клиент должен следовать советам адвоката, если он не следует им, то во всем мире это один из главных аргументов, почему договор расторгается и сотрудничество прекращается.

- Как часто защитник становится последней инстанцией, куда обращается пострадавшая сторона, отчаявшись своими силами спасти бизнес?

- Это бывает, к сожалению, очень часто. Образно говоря, клиент часто находится в таком состоянии, что спасти его может только реанимация. Вот реанимация – это мы. К сожалению, собственники бизнеса очень часто приходят к нам с запущенной ситуацией, хотя изначально было понятно, что готовится рейдерская атака, например, уже идут запросы информации по компании и т.п. Но владельцы не обращают на это внимания, а потом, когда их уже практически захватили, приходят к нам с просьбой вернуть им активы. Эти проекты очень сложные, потому что война в таких случаях длится долго и стоит немалых денег.

- Какова на практике роль репутационных ресурсов компании?

- На самом деле, очень большая. Однажды к нам обратился клиент с просьбой представлять интересы его компании в конфликте. Мы согласились, а буквально через неделю он пришел поблагодарить нас, потому что его оппоненты предложили заключить мировое соглашение, которое его полностью устраивало. Мы даже договор еще не успели подписать, а противоположная сторона конфликта, узнав о том, что наша фирма появилась в этом процессе, тут же пошла на мировую.

- Какие проекты самые сложные по рейдерским технологиям?

- На самом деле все технологии более ли менее известны и стандартны, они могут различаться лишь в нюансах. Поэтому самые сложные рейдерские проекты – это те, в которых за рейдером стоит мощная финансовая промышленная группа, где у рейдера богатый и влиятельный заказчик. Проекты различаются не по технологиям, а по фигуре захватчика. А также по времени, когда консультант - защитник вступает в этот процесс. В остальном они все одинаковые: захватываются акции или выводится непосредственно имущество. Задачи у нас тоже две: либо не допустить захвата, если вступаешь на раннем этапе, либо вернуть уже похищенное.

-Вернуть всегда получается?

-К сожалению, не всегда. Когда активы уже перепроданы, юридические возможности по их возврату бывают весьма ограничены по действующему законодательству. Приходится искать иные способы защиты интересов клиента. Они многообразны, но, грубо говоря, сводятся к тому, чтобы создать систему давления на оппонента и склонить его к мировым переговорам. Потому что вернуть имущество, когда, например, акции уже списаны со счета, многократно перепроданы, произведена эмиссия акций, а общество вообще реорганизовано, например, в ООО – очень сложно. Здесь судиться можно десятки лет с совершенно непонятным исходом. В случае, когда проект уже слишком запущен, то бывает, что основная цель для клиента –это мировые переговоры, чтобы не потерять все и вернуть хоть что-то из утраченного.

Так случилось в нашем проекте по защите одного предприятия пищевой отрасли. В рамках уголовного дела следователи изъяли реестр акционеров, затем реестр пропал и через три месяца всплыл у нового регистратора, но за это время уже была проведена эмиссия акций и акции нового выпуска проданы нужным людям. Проект закончился подписанием мирового соглашения, поскольку было понятно, что вернуть что-то в этой ситуации крайне сложно.
Но есть немало случаев, когда объект рейдерского захвата ни в коем случае не хочет договариваться, а хочет биться до конца. В этом случае война продолжается. Конечно, важно и соотношение сил между рейдером и его «жертвой». Иногда «предприятие-жертва» вынуждено признавать, что далеко не каждому рейдеру оно может противостоять, хотя бы даже финансово. Нужно понимать, что любой рейдерский захват – это, в значительной степени, борьба денег и ресурсов.

- Читала, что во время одного из конфликтов на Вас оказывалось давление, и даже было совершено нападение. Как часто подобное случается с адвокатами?

- Не очень часто, но в ряде конфликтов это происходит, поэтому периодически приходится ходить с охраной. В нашей практике бывали попытки подкупа, какие-то признаки готовящихся физических угроз и т.д.

- Как часто в своей практике Вы используете принцип «лучшая защита – нападение»?

- Как правило, в каждом проекте. Это выражается в ответных действиях в отношении активов предполагаемого захватчика. Зачастую в рейдерском проекте особенно на раннем этапе достаточно трудно выявить, кто же заказчик. Обычно действуют юристы или нанятая фирма, специализирующаяся на подобных делах. А кто их спонсирует, кто дает деньги, выявить очень сложно. Но сейчас проявляется хорошая тенденция – правоохранительные органы стали более взвешенно, более грамотно и квалифицированно подходить к рейдерским атакам. Если раньше дела возбуждались только по самоуправству, то сейчас уже и по мошенничеству. Даже были попытки возбудить дело по организации преступного сообщества: если группа лиц собралась и решила профессионально заниматься рейдерскими атаками, то это само по себе уже преступление. Поэтому возбуждение уголовных дел непосредственно против рейдеров – один из способов контратаки, которые сейчас активно используются.

- До суда они доходят?

- До суда, к сожалению, доходят редко. Но когда люди понимают, что над ними нависла реальная угроза уголовного преследования, то становятся более сговорчивыми и часто прекращают свои незаконные действия. В зависимости от проекта «контрнаступление» может быть различным. Допустим, можно оспорить права на акции самого рейдера. Пару лет назад распространенными были случаи незаконных скупок акций ЗАО - рейдеры получали одну акцию по договору дарения, а затем покупали весь пакет. Контрмера в данном случае – признать сделку дарения мнимой, а затем потребовать перевода прав приобретателя по сделке купли-продажи, что лишит рейдера прав акционеров в этом обществе и возможность судиться от имени его акционеров. Если речь идет о банкротстве, то можно оспорить права самого рейдера на дебиторскую задолженность. «Контрнаступление» не обязательно должны быть связанно с данным конфликтом, возможно, например, оспаривание прав рейдеров на совершенно другой актив, предъявление исков за границей, что мы тоже часто используем.

- Чем отличаются судебные процессы в иностранных юрисдикциях, в которых участвуют адвокаты Вашей компании, от судебных разбирательств по корпоративным конфликтам в России?

- Суды в иностранных юрисдикциях – наша обычная практика в крупных корпоративных конфликтах. Это очень действенный механизм, если речь идет о крупных структурах, которые являются, допустим, заказчиками рейдеров. У них, как правило, есть бизнес за рубежом и они часто действуют через оффшорные компании, что дает основание обратиться в западные суды с исками к этим оффшорам, которые своими противоправными действиями причинили вред в России. А если структура собственности клиента устроена так, что какой-то акционер тоже находится за рубежом, то можно говорить, что этому западному акционеру причинен вред другим западным акционером. Там судебная система гораздо более развита, чем у нас, и практически не подвержена посторонним влияниям, что делает практику инициирования судебных процессов на Западе очень эффективной.

- Потому что легче?

- Чисто юридически сложнее, зато очень эффективно. У нас процесс в значительной степени формален. Например, если у нас прописано, что нельзя в качестве обеспечительной меры запрещать собрания акционеров, чтобы ни случилось, наши суды не введут запрет на проведение общего собрания акционеров. Хотя в некоторых случаях – это абсурд. Например, лицо является владельцем 100% пакета акций, который у него похитили. Он обращается в суд с виндикационным иском, а пока суд рассматривает дело, просит запретить проводить любые общие собрания. Почему бы здесь не применить такую меру, ведь ничьи права в данном случае не могут быть нарушены – потерпевший является единственным акционером? Но ни один суд такую меру не примет. На западе суд подошел бы к вопросу по-другому, исходя не из формальных признаков, а из реальных фактов. У нас же обеспечительная мера принимается только в том случае, если она связана с предметом иска. Допустим, у компании похищено здание и спор идет о возврате имущества. В некоторых случаях уместно было бы применить обеспечительную меру, к примеру, запретить перерегистрировать общество в другом субъекте, чтобы потом не получилось так, что потенциальный ответчик оказался во Владивостоке и надо ехать туда, чтобы с ним судиться. У нас ни один суд такой меры не примет.

А вот один из примеров эффективности работы западного суда. В рамках нашего проекта на BVI был подан иск о возмещении убытков, причиненных в связи с выводом активов, который был произведен следующим образом: акционер компании проголосовал за какое-то решение с явным ущербом для своего общества. В рамках этого процесса был наложен арест на личное имущество одного из крупных российских предпринимателей, потому что мы знали и смогли убедить в этом суд, что за данной компанией стоит именно он. И суд применил эти обеспечительные меры. Позже эти меры были отменены, но сделано было все в рамках действующего законодательства. В нашей стране подобное было бы просто невозможно.

На западе также допускается ситуация, когда иск предъявляется не только к юридическому лицу, действия которого имело какие-то противоправные последствия, но и к его акционерам. Например, если юридическое лицо по сговору с кем-то принимает решение на общем собрании акционеров, которое незаконно и причиняет убытки. На Западе, прежде всего, выясняют, кто на самом деле является выгодоприобретателем в данном деле. В нашей стране тоже все знают, какое лицо стоит за рейдерским проектом, но также всем известно, что ему ничего не угрожает, потому что между заказчиком и рейдерским захватом 20 фирм-«прокладок». Наше правосудие с заказчиком рейдерского захвата ничего сделать не может, а западное во многих случаях может. Поэтому судиться на Западе очень эффективно.

- Ваша фирма защищает не только частные компании, но и государственные. Чем отличаются эти проекты?

- Как правило, если речь идет о попытках захвата предприятия с преобладающей долей государства, меньше совершается, что называется, откровенно криминальных действий и больше признаков видимой законности. Здесь главная задача - убедить государство защищать свои интересы, что, к счастью, сейчас все проще делать, потому что государство как собственник в компаниях стало гораздо лучше заботиться о своих активах. Мы обычно действуем по доверенности либо от государства, либо если государство – мажоритарный акционер компании, от самой компании.

Интервью опубликовано в журнале "Слияния и поглощения" №7-8 (53-54) за 2007 год.